Константин Никитин в балете «Перигелий» Фото Александр Филькин.
Оба балета бессюжетные. Хотя, конечно, намекают на какие-то истории, стоящие за ними. Но в принципе, как заведено в современном балете, эти истории, сидящий в зрительном зале может выдумать для себя сам. Как сказано в анонсе спектакля, постановщики обращаются «к философской теме космоса и поиска места человека в небесно-космическом пространстве». А дальше зритель может подключать уже собственное воображение.
Оба балета очень удачно оформила Мария Трегубова. Можно даже констатировать, что большая часть успеха двух премьерный спектаклей, именно её заслуга. Пространство созданное этой художницей — «космическое» в первом балете и более «бытовое» во втором, хотя и здесь зрители видят звезды, хвостатые кометы и даже затмение светила.
Сцена из балета «Перигелий». Фото Александр Филькин
Объединены два спектакля и своими костюмами, разработанными той же художницей. В основном это обнаженное тело (телесного цвета обтягивающие плавки и купальники). Причем, если нагие танцовщики в одном балете по ходу спектакля одеваются, то во втором от одежд, наоборот, освобождаются. В «космических балетах», особенно в первом, подчеркивая обобщенность образов, нагота конечно, отсылает и к человеческим первообразам: Адаму и Еве.
Если говорить о костюмах, в прямом значении этого слова, они в балетах тоже имеются. В обоих балетах они в основном разного оттенка красного цвета (хотя встречается и черный): у девушек это платья (в первом балете) и стилизованные народные сарафаны (во втором), а у юношей широкие штаны с пиджаками, но чаще оголенный торс.
Энхмунх Оюнболд, Марчелло Пелиццони. Сцена из балета «Перигелий». Фото Александр Филькин
Первый балет «Перигелий», от одного из самых популярных российских хореографов — Вячеслава Самодурова, космическую тему обозначает сразу. «Среди миров, в мерцании светил» и происходит его действие. Набегающие огромные волны океана, в начале балета, символизируют жизнь во всех её проявлениях: то ли какой-то «всемирный разум», как в «Солярисе» Андрея Тарковского, то ли зарождающиеся её элементы. А потом огромные, буквально в полсцены, планеты, которые поддерживают обеими руками от наката человек. А заканчивается балет настоящим метеоритным дождем из красных шаров-мячиков. При создании концепции спектакля Самодуров вдохновлялся голландской живописью эпохи Ренессанса и астрофизикой. Так что образы оттуда.
Перигелий – это ближайшая точка орбиты небесного тела (планеты) относительно Солнца или другой звезды. Ближайшая точка – означает, что в этом месте существует наибольшее влияние небесного тела на то, что происходит на планете. Наибольшее притяжение этой звезды, которому пытаются противостоять ломающиеся из-за её воздействия ряды «обнаженных» артистов.
Начинается балет с неприятного треска, который напоминает тот, когда соединительный шнур. ошибочно засовываешь не в то гнездо. И судя по почти непрекращающимся ударным ритмам и шумам музыкальной партитуры перед нами явно что-то сродное Апокалипсису.
Наталья Сахарова и Энхмунх Оюнболд. Сцена из балета «Перигелий». Фото Александр Филькин
Не ангельские эфирные «звуки небес» Лермонтова, а «гулкий обвал мировых катастроф» (И. Елагин), адские шумы и какофония, похожие на трубный глас судного дня, сопровождают этот спектакль. Композитор –авангардист и перформер Владимир Горлинский, которого Вячеслав Самодуров пригласил для совместной работы над «Перигелием», как раз мастер таких пространственных композиций и звуковых инсталляций.
Лица артистов едва различимы, только абрис их тел просматривается в темноте. В хореографии же «текучие формы» с их неустойчивостью, едва намечающиеся и тут же разрушающиеся дуэты, переходящие в трио, или другие формы. Классическая лексика с пуантным танцем тут трансформируется фирменными самодуровскими замысловатыми и сложнейшими комбинациями.
Из танцовщиков, прекрасно смотрящихся в этом балете и овладевших самодуровским стилем лучше всего, выделим дуэт Марчелло Пелиццони и Энхмунх Оюнболд, Константина Никитина, Иннокентия Юлдашева и Анастасию Лименько.
Евгений Дубровский, Наталья Сомова. Сцена из балета «Знаем благую весть». Фото Карина Житкова.
Вдохновленный «Перезвонами» композитора Валерия Гаврилина балет «Знаем благую весть» на премьере звучит в прекрасном исполнении хора имени Минина. Ему, кстати, Гаврилин и посвятил свою партитуру. Сочиняя балет, хореограф Максим Севагин отталкивался от музыки.
«Перезвоны», представляют из себя хоровую симфонию-действо. Написанные для хора в 1984 году, задуманы они были, как сопровождение к пьесе Василия Шукшина «Степан Разин».
Если «Перигелий» Самодурова в чем то драматичен, то «Знаем благую весть» Севагина, наоборот, балет жизнеутверждающий. Само название — это строка из первого номера «Перезвонов» — «Весело на душе». И на душе, после просмотра вечера «Место во вселенной» действительно становится тепло и спокойно, как будто автору и правда пришла «благая весть» и его «место во вселенной» — не хаос и атомизация, а, несмотря на затмение, которое всё же показано в его балете (но оно было и проходит), гармония, радость и простота.
Как и в первом балете, здесь нет конкретного сюжета. При том что и использование хора для балета и даже некоторые образы, например, такие, как образ солнечного затмения, образуют творческую параллель — перекличку с балетом худрука Пермского театра оперы и балета (с этим театром Севагин тесно сотрудничал) Алексея Мирошниченко «Ярославна» на музыку Бориса Тищенко, где тоже звучит слово в исполнении хора – «Слово о полку Игореве». Премьера этого балета прошла в пермском театре в самом конце прошлого года. Так что перед нами далеко не первый случай взаимодействия балетной труппы и хора.
Сцена из балета «Знаем благую весть». Солистка Елена Соломянко . Фото Карина Житкова.
«Сюжетно «Перезвоны» — это картина жизни человека. Есть такой эпизод в «Севастопольских рассказах Л. Толстого: солдат шел в атаку, вдруг его что-то толкнуло в плечо. Он упал, и вся его жизнь прошла перед ним. Дальше в рассказе идет описание этой жизни с подробностями и деталями. И в заключение Толстой пишет только одну фразу: «Он был убит пулей наповал». Вот этот эпизод подсказал мне идею конструкции «Перезвонов», идею калейдоскопа разных картин. Каждая часть — это отдельная картина» — говорил сам Гаврилин о своем произведении.
Севагин взял семь частей этой своеобразной мистерии и расположил в ином, чем у Гаврилина порядке, выстроив таким образом собственную драматургию. У него это тоже разные эпизоды жизни. Но герой Севагина не мужчина, как у Гаврилина, а женщина. Толчком к созданию балета послужила часть мистерии под названием «Страшенная баба» — это женщина, которую не любят, но потом она всё же находит своё счастье. После увертюры «Воскресение», следуют часть женские «Посиделки» — семь девушек в сарафанах водят хоровод. А потом другие эпизоды, центральным из которых является солнечное затмение: черный диск закрывает собой диск Солнца, а в жизни героини случается перелом. Севагин ставит тут прекрасный дуэт мужчины (Иван Михалёв) и женщины (Наталья Сомова).
Наталья Сомова и Иван Михалёв. Сцена из балета «Знаем благую весть». Фото Карина Житкова.
Как и Мирошниченко до него, Севагин стремился соединить хореографию со словом, то есть текстом, который использует Гаврилин для хора, а это в том числе и такие народные «потешки» и песни как «Тритатушки- три-та-та, вышла кошка за кота». И на сцене действительно появляется смешной котик с зажмуренным глазом. Другим, желтым, он смотрит на зрителя.
Оформление этого балета тоже задумано с намеком на фольклорность и примитивизм. На занавесе солнце- диск с лучами, как его рисуют дети в своих рисунках. Затем появляются тучи, звезды и вдруг… гигантская спелая клубника, как в «Незнайке в Солнечном городе» или по детски забавные космические кометы с мохнатыми хвостами.
Севагинская лексика, классична и несмотря на исполнение а капелла, очень музыкальна. Хор и хореография в балете существуют взаимной гармонии и удачно дополняют друг друга. Кроме того, Севагин, при создании произведения, явно учитывал индивидуальности артистов на которых ставил: так что Эрика Микиртичева с волосами заплетенными в косу, была здесь прекрасна и лирична; Иван Михалев, как всегда превосходен и искусен в своей пластической интерпретации предложенного Севагиным материала. С пониманием стиля и концепции хореографа выражали себя в танце Евгений Жуков и Артур Мкртчан, Наталья Сомова и Елена Соломянко.
Трагичности восприятия первого балета, во втором противопоставляется позитив, и какая –то чарующая, незамутненная детская радость восприятия, как в поэзии Михаила Кузмина: «Дважды два – четыре,/ Два да три пять,/Вот и всё, что мы можем,/Что мы можем знать». Этим балетом Севагин компенсирует свой провал в балете «Снежная королева», и во многом объясняет, почему он решил его ставить именно так, как и поставил. «Знаем благую весть» — несомненная удача Севагина-хореографа.
